Крупицы веры
«Назначение сюда многие священники воспринимают, как ссылку» - улыбается отец Владимир Сафронов, настоятель Спасо-Георгиевской церкви села Млево. «Сами видите, - храм огромный, удивительный по красоте, но все надо восстанавливать. Без прихожан и человеческой помощи этого не сделать. Здесь не Тверь, и даже не Удомля – народа мало, одни бабки остались.»
Я оказался во Млево в 2003 году. Приехал в июле на пару недель, чтобы сделать серию фотографий и… с тех пор регулярно возвращаюсь сюда, невзирая на нехватку времени. Это одно из немногих мест, которое навсегда поселилось в моей памяти, не отпуская от себя надолго и вызывая теплую ностальгию.
Старинное тверское село Млево стоит километрах в пяти от дороги Бологое-Удомля. Летом сюда съезжаются «дачники», многие из которых здесь же и выросли, а постоянно живет лишь пара десятков человек. От Млево дорога, проходя через соседнее село Залучье, поворачивает в леса и тянется дальше мимо остатков давно нежилых деревень.
В середине XIX века в селе было более двухсот дворов. Мимо по реке Мста проходили караваны судов, перевозившие грузы в Новгород, и все местное население занималось обслуживанием судоходного пути. У млевской земли древняя история – курганы, сохранившиеся неподалеку, относятся к VI-VIII векам н.э., а чуть ниже по течению Мсты высится огромное, местами разрушенное, насыпное городище со сторожевыми постами. Еще в 947 году княгиня Ольга по пути в Новгород основала вдоль берегов Мсты несколько погостов. Возможно, именно тогда и появилось Млево.
Доподлинно год основания села неизвестен, однако в 1998 году во время полевых работ в Троицком раскопе у стен новгородского кремля археологи нашли берестяную грамоту, датированную серединой XII века. В ней говорилось: «Шли мы на Млево, а Иван с нами не…». Грамота, получившая номер 885, носила деловой характер и указывала на то, что к тому времени Млево уже имело большое значение в торговых связях Новгорода.
Небольшая река Мста, в верхнем течении которой стоит Млево, когда-то была намного глубже и занимала важное место в Волжском торговом пути, связывавшем Каспий с Балтийским и Белым морями. Кратчайшая водная нитка из Новгорода в Волгу и обратно проходила через Мсту и Тверцу – один из притоков Волги. На этом пути было два естественных препятствия – волок, соединявший обе реки (здесь возник город Вышний Волочок) и боровические пороги по Мсте – самое опасное место на всей реке. Именно из-за них торговцы нанимали лоцманов и не скупились на церковные пожертвования.
Согласно устному преданию, впрочем, не имеющему письменных подтверждений, в середине XI века во Млево была построена деревянная часовня, причем воздвигли ее на том самом месте, где сейчас стоит каменный Спасо-Георгиевский храм. С тех пор здесь всегда была действующая церковь, а в середине XVI века, на который приходится расцвет Мстинской ярмарки, открывавшейся в Петров день, даже две: Егорьевская церковь и церковь Петра и Павла.
Своим появлением новый Спасо-Георгиевский храм обязан купцам, водившим по Мсте караваны с товарами и щедро жертвовавшим на церковные нужды. Огромная даже по сегодняшним меркам шестипрестольная церковь видна со стороны реки за несколько километров до Млево. Из церковной ведомости Спасо-Георгиевского погоста за 1874 год явствует, что строительство каменного храма с двумя колокольнями было начато в 1823 году и продолжалось до 1849 года.
Впервые увидев церковь, я поразился её масштабам, совершенно неожиданным для села, в котором осталось не более трех десятков домов, и сразу заинтересовался историей этого места. Но в храм не пошел, занявшись своими делами. Долго вообще проходил мимо, смотрел на облезшую голубую краску, на кусты, неведомо как выросшие по краю купола, на отваливающуюся штукатурку и смытые внешние росписи. О том, чтобы попросить разрешения на съемку не могло быть и речи: сказался предыдущий не совсем удачный опыт общения со священниками.
И все-таки интерес пересилил. Через год я вновь оказался во Млево. Зашел в храм после службы, представился, спросил священника, рассказал, что делаю фотоочерк о селе, и хотел бы поснимать в храме. К моему удивлению, отец Владимир сразу согласился. «Снимай! Везде, где хочешь».
Позже я часто возвращался к нашей первой встрече. Не зная отца Владимира, можно подумать, что это строгий молчаливый человек, ежеминутно занятый делами. Он действительно занят, занят почти ежеминутно: то в Удомлю поедет, то в Тверь, то в Петербург. Порой звонишь ему несколько дней подряд, а дома никого нет. Но иначе у храма не было бы будущего.
«Кто останется здесь? Если я уйду, епархия больше никого не даст, храм закроют, и он придет в запустение. Разломают, разобьют и разворуют все буквально через пару месяцев, и ничего не сохранится. И так уже сколько раз обворовывали. Слава Богу, не при мне. Городским храмам легче – там и прихожан больше, и материалы достать проще, а здесь в деревне надо умудриться что-то найти. Не с бабушкиных же копеек восстанавливать?! Очень редко бывает так, чтобы кто-то проехал мимо, увидел церковь, зашел внутрь и затем помог отремонтировать. Все боятся помогать – вдруг не туда пущу деньги, вдруг себе возьму? Я сюда приехал с двумя чемоданами, с ними и уеду, если вообще уеду когда-нибудь. На себя времени не остается – надо храм спасать. Я-то подожду, а вот фрески и иконы не могут».
Еще три года назад даже на воскресной службе прихожан было немного – в основном местные, «дачники» и несколько человек из Удомли. Предыдущий батюшка был очень строгий – крестика нет, в храм не пустит. Вот никто и не ходил. К отцу Владимиру тоже долго привыкали. Бывало, что они с матушкой стояли на ступенях храма и звали людей внутрь, а в ответ слышали удивленное: «А что – можно?».
Как раз тогда, когда я стал снимать храм, началась реконструкция крыши. В течение полутора месяцев загорелые мужики день за днем, с раннего утра и почти до захода солнца, скидывали на землю проржавевшие куски железа и затаскивали наверх толстые пачки блестящей оцинковки. Каждое утро мы просыпались под стук молотков и гулкий звон падающего железа. Надо было видеть, какими глазами смотрели на их работу жители села!!! Такого здесь давно уже не наблюдали. После десятка лет полного запустения огромная церковь стала менять свой облик. И прихожане потянулись на службу, очень медленно, буквально по одному.
В общей сложности на ремонт крыши ушло $50000. Отец Владимир только посмеивался: «Говорят, что батюшка богатый! Ремонты вот устраивает. Знали бы они, как все достается. Я ведь не коммерсант, и денег этих в глаза не видел. Двенадцать тонн металла, его доставку и труд рабочих оплатил тот, у кого эти деньги есть, и кому стало не жалко отдать их на этот храм».
Заветная мечта отца Владимира и матушки Алевтины – возродить село. Каждый год уходит два-три человека и по одному дому. Если так будет продолжаться дальше, через десять лет от Млево ничего не останется. Примерно такое же положение в каждой второй русской деревне. Но не у каждой из них есть настолько глубокие исторические корни и такой храм. Я далек от того, чтобы возводить роль сельской церкви в ранг абсолюта. Тем более, в наше время. Но что еще, как не община, может спасти умирающее село, в котором нет работы, поддержки местных властей и куда почти не едут туристы?
Мы неоднократно возвращались к этой тяжелой для отца Владимира теме. «Бывало, загоримся с матушкой, потом опять пропадет вера в то, что село возродится. Хочется восстановить пусть не колхоз, но хотя бы дома. Есть люди, которые хотят сюда приехать, которым здесь нравится, и они согласны жить во Млево. Но поселить их некуда. Ведь не каждый может позволить себе купить дом».
Валера, звонарь Спасо-Георгиевского храма, - один из немногих, кто поселился во Млево за последние годы. «Я сам из Питера, и когда на этот храм смотрю, все время Исаакиевский собор вспоминаю. Захожу, и словно что-то родное встретил». Валера живет в селе девять лет, и ни разу не пожалел, что перебрался в такую даль. Они с женой Ларисой продали квартиру в Петербурге и долго ездили по Новгородской и Псковской области в поисках подходящего места. И только во Млево, едва увидев дом возле церкви, Лариса сразу сказала – берем.
С Валерой мы познакомились в летнем храме, куда я едва протиснулся через узкую дверь, пытаясь не задеть ножками штатива многочисленные провода, змейкой тянувшиеся по полу: электрики из Москвы, приехавшие буквально на несколько дней, меняли проводку. Перед воскресной службой я заглянул, чтобы узнать, можно ли будет подняться на колокольню. Оказалось, Валера, хоть и звонит в храме, до сих пор неверующий. На мой вопрос, как же так, он спокойно ответил, что еще не пришло его время. Мое, впрочем, тоже.
Зато пришло время Артема. Увидев его впервые, я не поверил, что этот человек недавно вышел из тюрьмы. На меня смотрело удивительно доброе и умное лицо. Мягкий голос и правильная речь, не допускавшая никаких браных выражений. Он пришел к вере в тюрьме: постепенно, шаг за шагом, очень долго не понимая, происходящих с ним перемен. Почти год Артем просидел в камере с верующими заключенными. Сначала научился креститься, потом перестал ругаться матом. Труднее всего давались слова молитвы: «Знаешь, я так стеснялся, как будто говорю что-то нехорошее. Материться было намного проще, потому что это делала вся тюрьма. А молиться… И еще не хотел, чтобы думали, будто я сломался».
До прихода в Спасо-Георгиевскую церковь Артем жил в тридцати километрах от Млево в селе Тубосс. Там была крохотная православная община, но местный храм давно разрушился – провалилась крыша, и вода залила все фрески. О млевском храме Артем услышал случайно и решил сходить. Кажется, чего проще? Но это только кажется. Применительно к Тубоссу «сходить» означает встать едва ли не ночью, и несколько часов идти по заброшенной лесной дороге до моста через Мсту. И оттуда еще несколько километров до Млево, чтобы вовремя успеть к началу литургии. Прямого пути нет, впрочем, как и транспорта. Хорошо только летом. Весной дорога местами затоплена разлившимися болотами, зимой идешь по пояс в снегу, осенью – несусветная грязь. Отец Владимир долго звал Артема к себе пономарем, а тот не соглашался. Но по шестьдесят километров не находишься, и, в конце концов, Артем перебрался во Млево.
Как и многие, я бываю в селе наездами, чаще всего летом. Отец Владимир с матушкой Алевтиной давно звали меня на Крещение. С трудом вырвавшись из вязкого водоворота повседневных забот, я вновь оказался во Млево. На этот раз зимой. Еще сидя в поезде, думал, много ли соберется людей – ведь на зиму в деревнях мало кто остается, в основном старики. «Дачники» как правило разъезжаются еще осенью.
Но люди пришли. Не только из соседних деревень. Были и те, кто приехал специально из Удомли, Новгорода и Петербурга, чтобы послушать праздничную литургию и пройти в составе крестного хода до купальни, специально построенной крещенским утром. «Если бы ты видел, как мы с матушкой крутились, чтобы все это устроить! – стал рассказывать вечером отец Владимир. Уже за две недели колесом носились, чтобы верующие приехали, чтобы был автобус к службе (бабушкам нашим тяжело по морозу идти), чтобы построить купальню. Пусть не все рискнули окунуться, но те, кто смогли, сделали это в нормальных условиях. Ведь это важно! А сколько мирян зашло в воду? Чтобы на это решиться, надо поверить хотя бы в себя. А как люди поверят, если мы им не поможем?!»
Нельзя прийти к вере просто так, ни с того, ни с сего. Обязательно должен быть толчок, неважно – изнутри или извне. «Порой человеку бывает неимоверно трудно признаться себе в том, что существует нечто, неподвластное его разуму. Тогда может помочь только чудо», - убежден отец Владимир. «Совсем необязательно, чтобы это было сверхъестественное событие. Порой достаточно удивительного стечения обстоятельств».
На старом кладбище возле стен Спасо-Георгиевской церкви лежит огромный замшелый кусок темного камня, обнесенный оградой, внутри которой установлен простой металлический крест. На источенной временем поверхности среди пятен лишайников лежат, тускло поблескивая на солнце, мелкие монетки. Присмотревшись как следует, на камне с трудом можно прочесть: «Лета 7 положенася преставися раба божия Марфа напа». Это местная святыня – могила Марфы Посадницы.
Историки до сих пор не пришли к единому мнению: та ли это самая Марфа, жена новгородского посадника Исаака Борецкого, и вообще, Марфа ли здесь похоронена. Согласно надписи на плите, Марфа умерла в 1492 году. Нашли плиту в начале XIX века: дворовые люди копали свежую могилу, и случайно наткнулись на старинную плиту с надписью. Под ней был обнаружен кирпичный свод, который в ту пору вскрывать не стали. Находку старались держать в тайне, однако быстро разнесся слух, будто во Млево найдено древнее захоронение, и со всех сторон стали стекаться любопытные.
Сразу же подумали, что это может быть могила Марфы Посадницы. Марфа была одной из самых богатых и властных фигур Новгорода конца XV века. Её влияние оказалось настолько велико, что она сумела сплотить вокруг себя новгородских бояр во время противостояния между Новгородом и Москвой. В 1478 году после присоединения Новгорода к Московскому государству Марфу заковали в кандалы и отправили по Мсте в ссылку. Дальнейшая её судьба осталась невыясненной: то ли она умерла в изгнании, то ли её убили неподалеку от Млево, то ли навеки заточили во Млевский женский монастырь.
С момента открытия Марфиной могилы, в село потянулись верующие, главным образом из её родного Новгорода. Рассказывали, будто являлась она во сне страждущим, больным и немощным. В церковных книгах Спасо-Георгиевского храма сохранились упоминания о многочисленных чудесах и удивительных случаях, произошедших на могиле Марфы. Несмотря на большое стечение паломников, она так и не была причислена к лику святых. Впрочем, это не мешает верующим чтить её память.
Отца Владимира это обстоятельство тоже не смущает. «На моей памяти у могилы Марфы Посадницы было, по меньшей мере, три необычных случая. Я не знаю, кто здесь похоронен. Краеведы спорят, говорят, будто другая Марфа, одна из местных помещиц. Но ведь люди верят, приезжают сюда издалека. И многие действительно чувствуют её силу и поддержку. Она помогает им обрести веру. И я не имею права эту веру отнимать». Недавно на могиле появилась новая ограда с синей крышей, увенчанной крестом. Помог кто-то из прихожан.
За несколько лет церковь во Млево сильно изменилась. Изменились и сами люди, живущие по соседству. Отец Владимир сделал почти невозможное - объединил совершенно разных людей, создал маленькую общину единомышленников. Это и Олег, невролог из Москвы, и удомельский писатель Анатолий Соловьев, и прихожанка Татьяна с сыном Толей, и все, кто постоянно помогает батюшке.
Много это или мало? Наверное, живя во Млево постоянно, трудно оценить происходящие здесь перемены. Глаз «замыливается», устает замечать новое, тем более, когда оно с таким трудом достается. Только приезжая сюда раз в полгода понимаешь, что село постепенно поднимается. Отец Владимир Сафронов часто мысленно возвращается к своей главной цели: «Я вот думаю, сумеем ли мы с матушкой тут все наладить? От нас зависит. И от тех, кто нам помогает. Без них мы мало что сможем. По крупицам собираем людей, веру и силу духа. Это ядро, которое нас держит».
Статья Андрея Безлепкина, с сайта endlessplanet.org